Статья «Народная художественная академия в Томске»(Из художественной летописи Октября) была опубликована в журнале «Сибирские огни», 1967, №4, с.157-163. Автор: В. Соскин.
Подробна рассказана история создания и закрытия народной художественной академии. Приведены ссылки на статьи и архивные документы по теме.
Оригинальный текст статьи структурирован.
Содержание
Предпосылки создания Народной художественной академии в Томске
Великая Октябрьская социалистическая революция резко прояснила идейные позиции в среде творческих работников, поставив перед каждым из них проблему политического выбора: быть с народом и служить ему или, ратуя на словах за «свободу» и «демократию»,
оказаться практически в лагере реакции.
Большевики Сибири подхватили призыв В. И. Ленина сделать искусство близким и понятным народу, развернуть эстетическое воспитание трудящихся. В суровые дни борьбы с контрреволюцией, в обстановке огромных финансовых, хозяйственных и продовольственных трудностей едва ли была хоть одна советская газета в Сибири, которая не поместила бы статей о новых задачах в области художественного воспитания народа, не опубликовала бы призывов к деятелям искусства встать в ряды строителей социализма. Эти призывы находили добрую почву, вызывали ответные предложения воплощались в практических делах. За короткий срок, по существу, менее чем за полгода, Советы в Сибири добились заметных успехов на культурном поприще, оставив не только память о своих начинаниях, но и реальный след в общем процессе культурной революции.
Большие сдвиги произошли, например, за это время в культурной жизни Омска.
Здесь была осуществлена одна из первых попыток объединения прогрессивной художественной интеллигенции в «Цехе пролетарских писателей и художников Сибири»|
Инициатором этого дела был писатель Антон Сорокин. На открытии «цеха» выступил и начинающий в то время писатель Всеволод Иванов. Тогда же омские писатели выпустили единственный номер литературной газеты «Согры»(1918 г. «Известия Омского Совета»),
Согры — это молодая поросль, которая появляется на болоте. В. Иванов много лет спустя писал, что это название как бы символизировало, что на «болоте мещанской литературы
появляется новая революционная литература» (Журнал «Огонек», 1964, No 7, стр. 20.)
В Омске работала также театральная студия художественных исканий. Название верно определяло основной характер её работы — «устремление, непрерывное искание новых художественных воплощений»(«Известия Омского Совета», 2 июня 1918 г.). И хотя студийцы не выработали своей чёткой программы, направление было взято верное: новый театр должен взять всё передовое, прогрессивное у старого театра.
Среди омских художников, убежденных в необходимости демократизации культуры, возникла идея создания художественной Академии. В конце апреля 1918 г. отдел народного образования Омского Совета депутатов заслушал доклад художника Клементьева о художественной жизни города и высказался за организацию Академии с летними курсами при ней (Государственный архив Омской области, ф. 662, оп. 1, д. 8, л. 11.). Это решение, к сожалению, не было претворено в жизнь.
Об оживлении художественной жизни в Восточной Сибири свидетельствовала выставка картин в Красноярске, в которой, кроме местных мастеров, объединенных в кружок молодых художников, приняли участие художники Иркутска и других городов. На выставке было представлено около 200 работ — значительно больше, чем на предыдущей выставке. «Рабоче-крестьянская газета» писала тогда: «Так оно и должно быть: молодые силы крепнут, растут, развиваются» («Рабоче-крестьянская газета», 12 мая 1918 г.)
Народный институт изящных искусств открылся в марте 1918 года в Иркутске. Там же существовала «Народная школа сценического искусства», ставившая своей целью «возвратить народу отнятые у него капиталом творческие возможности и оздоровить искусство, влив в него организованные новой школой народные дарования»(«Власть труда», 16 марта 1918 г.; Партийный архив Иркутского обкома КПСС (ПАИО), ф. 300, оп. 2, д. 99. лл. 49—50.).
В ряде городов возникли народные театры, в которых был взят курс на нового зрителя, воспитание его на образцах классического репертуара.
Одновременно предпринимались шаги по политическому воспитанию работников искусства. Возникали профсоюзные организации.
Событием в художественной жизни был съезд сибирских профсоюзов работников музыки, театра, кино. Съезд вынес резолюцию о поддержке Советской власти (ПАИО, ф. 300. оп. 2, д. 99. л. 50.). Во главе союза встал большевик, член Центросибири Л. Д. Муллер, пользовавшийся большим авторитетом у художественной интеллигенции (ПАИО . ф. 300, оп. 2. д. 99, лл. 49—50;«Власть труда», 9 апреля 1918 г.).
Тесный контакт в работе этого союза и культотдела Иркутского Совета был основой успешной работы по художественному воспитанию масс в Иркутске. Достижения в развитии искусства в Сибири были значительны.
О причинах этих успехов В. Бахметьев — руководитель отдела народного образования в Томске, а впоследствии известный советский писатель — писал: «Искусство необходимо пролетариату, как и знания, как хлеб насущный… Вот почему и у нас, в великой, но измученной стране, наперекор всем черным силам, как грибы, растут всюду школы искусства и знаний» (Цит. по книге «Революционная поэзия Сибири», Новосибирск, 1960, стр, 32.).
Создание Народной Художественной Академии в Томске
Наиболее, пожалуй, ярким событием в творческой жизни Сибири тех лет было создание Народной Художественной Академии в Томске. Идея Академии вызвала немало споров в среде советских работников, а организаторам этого учреждения пришлось выдержать нападки своих коллег по искусству из враждебного лагеря, а затем и открытые гонения со стороны реакции.
Наступившая со второй половины 1918 года полоса контрреволюции в Сибири привела к гибели значительного количества материалов первого периода Советской власти. Исчезли многие документы Томского отдела народного образования и его художественного подотдела. Но кое-что, рассеянное по разным архивам, сохранилось; есть и газеты, значит, можно восстановить историю этой первой попытки положить начало высшему художественному образованию в Сибири.
Зеленевский Казимир Казимирович
Конец 1917 года ознаменовался открытием в Томске художественной выставки. Местная печать откликнулась на открытие выставки несколькими обзорами, уделив при этом особое внимание художнику Казимиру Казимировичу Зеленевскому.
Отныне это имя наиболее часто встречается на страницах газет, вызывает многочисленные толки. Вскоре вокруг Зеленевского объединяется группа прогрессивных художников, организаторов будущей Народной Художественной Академии.
О жизненном пути Зеленевского мы узнали из небольшой листовки, выпущенной к открытию выставки. Он был сыном польского революционера, участника восстания 1863—1864 гг., заключенного в тюрьму, а затем высланного в Сибирь. Родился Зеленевский в Томске, в 1888 г. В молодые годы он вступил на путь революционной борьбы и вплотную «познакомился» с царской охранкой, год провел в екатерннославской тюрьме, а затем был сослан на 3 года в Березов, откуда ему удалось бежать за границу. Годы эмиграции Зеленевский использовал для пополнения образования и стал профессиональным художником. Наиболее значительными работами этого периода, по мнению самого ‘автора,
были картины, переданные им Народному польскому музею в швейцарском городе Рапперсвиль: «Избушка польского горца», «Пилигримы», «Вид альпийских гор». Много работ Зеленевского оказалось во владении частных лиц за границей и в России, в том числе — награжденные медалями: «Венера Милосская» и «Игрушки».
И вот — революция. Зеленевский возвращается в Россию, в родной Томск, где и начинает активную борьбу за новое искусство под флагом Советов.
О картинах Зеленевского на Томской выставке 1917 года газеты писали по-разному. Эсеровская «Путь народа», например, положительно оценив такие работы, как «Мертвый отец», «Портрет парижанина», «Спящая Аделька», «Девочка» и некоторые другие, в целом отозвалась о творчестве Зеленевского неодобрительно, отнеся преобладающую часть работ художника к «нарочито растрепанной живописи», не вызывающей якобы у зрителей никакой радости, оставляющей впечатление манерности («Путь народа», 3 января 1918 г).
Совершенно иной отзыв о новогодней выставке поместила газета Томского Совета рабочих и солдатских депутатов «Знамя революции». Автор обзора, подписавшийся псевдонимом «Parvenu»,— сторонник новаторства. Он решительно поддержал стремления отдельных художников к поискам в области формы. О Зеленевском в статье сказано, что он «не только талантлив, но и культурен», что в его творчестве чувствуется «хорошая школа и наличие глубоких исканий», что работы художника богаты, несмотря «на свою величайшую простоту, граничащую с суровым аскетизмом». Школа, к которой принадлежит Зеленевский, «еще вся в будущем». Но это искусство, в котором художник отрекается от мишуры, а именно такое искусство должно быть ближе всего к демократии, «отказывающейся от слащавой лжи художника, развлекающего сытую толпу».
Зеленевский,— говорится далее в статье,— «сорвал с красок позолоченную скорлупу их, принимавшуюся нами за краски… Он обнажил краски, он приподнял краешек завесы, отделяющий нас от правды. За эту правду надо бороться, и мы пожелаем художнику: «Пусть он не стоит, пусть идет дальше, смелее» («Знамя революции», 5 января 1918 г.).
От этой статьи и от этой выставки, видимо, и следует начинать историю Народной Художественной Академии в Томске. Созданию Академии предшествовало не только выявление художнических сил Сибири, но и прояснение идейно-творческих позиций в среде художников.
20 февраля 1918 г. «Знамя революции» опубликовало письмо Зеленевского по поводу политики мира, проводимой Советским правительством.
Приветствуя заключение перемирия и называя этот шаг «разумным и мудрым», автор писал: «Слезы народной радости принадлежат Вам, Советы… Честь Вам шлют все народы». Выражая признательность народному правительству, художник предлагал в дар ему свою лучшую картину по выбору Томского Совдепа.
Особый интерес представляет статья Зеленевского «Накануне возрождения искусства» — своеобразное философское и художественное кредо автора. Этот беглый очерк истории культуры пронизан идеей классовой борьбы, насыщен ненавистью к эксплуататорам, верой в народ и его великое будущее. Называя имена великих ученых и художников, ставших жертвами гонений со стороны реакции, но не отступивших от правды в науке и искусстве, автор оптимистически утверждает, что эти жертвы не были напрасными. Народ прозревает и берет судьбу в свои собственные руки. С ненавистью обрушивается Зеленевский на милитаризм, на страны, затеявшие кровавую войну.
«Прекращают же войну народы, слитые одной идеей .Одновременно они объявляют войну своим угнетателям, во имя свободы, равенства и братства… Угнетатели, поработители, палачи-мучители по заслугам встречают свою участь». Какова же «истинная идея человечества»? — спрашивает автор. И отвечает: Интернационал. Далее Зеленевский дает набросок картины развития искусства во взаимосвязи с ходом общественного прогресса, проводит мысль о том, что наука и искусство сближают народы, которые в конечном итоге сплотятся в одну «свободную федерацию трудящегося человечества». «Мы стоим накануне возрождения искусства»,— заключает свою статью Зеленевский. («Знамя революции», 3 марта 1918 г.)
Художественная выствака в Томске 1918 года и её критика в прессе
Не ограничиваясь выступлениями в печати, художник при поддержке Совета рабочих и солдатских депутатов предпринимает новые усилия по пропаганде искусства в широких массах. 3 марта 1918 года в Томске открывается новая художественная выставка. На этот раз она была устроена не обществом любителей художеств, а непосредственно Совдепом. Несколько раз газета «Знамя революции» помещала заметки об успехе выставки, о продлении в связи с большим интересом томичей часов ее работы. Сам Зеленевский
давал пояснения посетителям выставки.
Газета, разбирая профессиональную сторону творчества Зеленевского, особенно подчеркивала «желание культурного и гуманного художника быть посильно полезным обществу». Идти к массам по этому же пути,— таков был призыв газеты («Знамя революции», 3, 9 и 16 марта 1918 г.).
И на этот раз, как и в случае с новогодней выставкой, вопросы искусства оказались вопросами политическими. Буржуазная пресса с раздражением отозвалась о деятельности прогрессивных художников. Эсеровский «Путь народа» не скрывал, что причиной тому, как он выразился, устройство выставки «под флагом местной Советской республики». В одном из номеров Зеленевскому, который не перешел «в лоно» большевиков, делался упрек, что его искусство недоступно массам, что на нем лежит печать «субъективного идеализма, которым окрашены последние искания художников Запада». Как нередко бывало в то время, «защитником» народа от влияния «архибуржуазного», «аристократического» искусства оказалась… буржуазная газета. Она же оказалась сторонником «реализма» в противовес «модернизму». Эсеровские искусствоведы, однако, оказались не последовательными. Уже через три дня некий Б. Перелешин в той же газете подверг Зеленевского разносной критике, но уже не за то, что тот подвержен влияниям Запада. Наоборот, автор статьи, заявивший, что он является горячим поклонником французских импрессионистов, упрекал художника в отсутствии «мастерства, в непонимании самой сути импрессионизма («Путь народа», 9 и 12 марта 1918 г.)
«Знамя революции» дало достойную отповедь рецензентам эсеровской газеты, правильно подчеркнув, что их пером водила неприязнь к прогрессивному художнику — и только. Автор обзора В. М-ич писал, что работы Зеленевского просты, и в этом его первая заслуга. Вновь газета подчеркивала стремление передового художника идти к народу, отмечала большое воспитательное значение выставки.
Надо пожелать, делал вывод автор статьи, чтобы «политиканствующие художники отбросили свое недоверие к массам и несли бы им посильные свои дары, ибо истинное призвание искусства в том, чтобы согреть сердце народа» («Знамя революции», 15 марта 1918 г.).
Призыв к открытию и начало работы
К весне 1918 года общественно-политическое размежевание среди томских художников выявилось довольно определенно. Жизнь требовала перехода к более активным формам строительства новой культуры. Пора было считать подготовительный период законченным. В истории создания Народной Художественной Академии (НХА) -началась новая страница.
Вполне естественно, что во главе работы по созданию Академии стал Зеленевский, назначенный к этому времени руководителем художественного подотдела Томского губернского отдела народного образования.
31 марта «Знамя революции» публикует призыв Зеленевского открыть НХА в Томске. Организация Академии вступает в практическую фазу.
Как видно из первого отчетного доклада Зеленевского, оказавшегося, к сожалению, и последним, а также из Положения о Народной Художественной Академии (См. «Из истории строительства Советской культуры. 1917—1918 гг.». Документы и материалы. М., 1964, стр. 204 —205.), она мыслилась как глубоко демократическое учреждение, в котором учение и творческий труд сливались бы в единый процесс, а учащиеся и учителя составляли бы своего рода рабочую артель.
Двери Академии открывались и для талантливых новичков, и для тех, кто уже получил художественное образование, но желал совершенствоваться. Минимальный возраст поступающих — 16 лет, образование — среднее (но не обязательно: главное — художественные способности поступающего). Срок обучения намечался от 3,5 до 5 лет. Первоначально в Академии создавались три отдела: живописи с подотделом графики, скульптуры и архитектуры. Академия должна была давать широкое образование, поэтому в число предметов вводились, наряду со специальными, и такие, как философия и история искусства, всеобщая история и др. При НХА создавались библиотека и Народная Художественная Галерея.
В твоем докладе Зеленевский особенно подчеркивал стремление организаторов Академии к разрыву с бюрократическими традициями старой школы, желание дать простор поискам в искусстве для полного выявления каждой творческой индивидуальности.
«Нас уже много раз ломали, направляли, снова коверкали и мучили в старых школах, училищах и Академиях»,—писал он, объясняя курс на создание «свободных мастерских», которыми должна была стать НХА и в которых каждый работающий должен быть человеком, не зараженным «гордостью или званием, звездочкой или каким-нибудь иным чиновничьим инстинктом». Академия, развивал свою мысль Зеленевский, привлечет к себе всех наиболее способных, даровитых и талантливых для совместной работы, и в ходе этой работы «каждый сам сумеет оценить другого по мере выдающихся способностей, и никто не сможет и не в силах (будет) отнять или уменьшить его дарование»(Об этом же говорилось в программной статье Зеленевского, опубликованной в газете «Знамя революции» от 31 марта 1918 г.).
Решающим в истории Народной Художественной Академии стало 16 апреля. В этот день Пленум Томского Совдепа принял решение о создании Академии и утвердил смету на ее содержание. Протокол, в котором кратко описано это событие, к счастью, сохранился (Государственный архив Томской области (ГАТО), ф. Р —96, оп. 1, д. 16, лл, 121—123.).
Достаточно представить себе сложность задач по строительству нового общества, ставших перед коммунистами Томска, обстановку острейшей классовой борьбы и материальных нехваток, чтобы по достоинству оценить большевистскую смелость, широту и подлинное понимание исторических задач пролетарской диктатуры, которые продемонстрировало большинство членов Совдепа.
На пленуме раздавались, казалось бы, разумные голоса о необходимости повременить с созданием Академии — «непроизводственного предприятия» — в столь критический в финансовом отношении момент. Однако эти одиночные выступления не отражали общего настроения участников пленума, понимавших не только профессиональное значение открываемой Академии, но и огромный идейно-политический смысл самого мероприятия.
В. М. Бахметьев, выступивший с докладом, подчеркивал, что Советская власть намерена реорганизовать все дело народного просвещения, в том числе и художественного, сделать его доступным для «детей демократии». О привлечении к искусству тех, кого раньше отталкивали как якобы неспособных понять художественные ценности, говорил и Зеленевский. В подтверждение большой тяги трудящихся к искусству, художник Д. И. Ильин сослался на массу запросов рабочих относительно открытия Академии. Член Совета В. И. Репин назвал создание Академии делом «в высшей степени полезным», ибо сейчас нам приходится «одновременно бороться, учиться, развиваться, поднимать производство».
Наиболее полной и аргументированной была речь С. И. Канатчикова — известного революционера, члена Коммунистической партии с 1898 года. Давая отповедь противникам немедленного учреждения Академии, он предлагал отбросить утилитарную точку зрения: «Без идеологии, без стремления ввысь невозможно обойтись».
Отвечая одному из членов Совдепа, противопоставившему искусство производству, Канатчиков сказал: «Без общего развития, без знаний мы не поднимем производительность… Академия столь же необходима, сколь необходима фабрика, завод, низшая и средняя школа.».
«Знамя революции», дав информацию о заседании пленума, подчеркивало, что и сейчас вызывает чувство восхищения «удивительное проникновение в задачи и смысл прекрасного грядущего», которое продемонстрировали люди, казалось бы, далекие от искусства, те, кто «всю жизнь свою провел в суровой борьбе… кто еще вчера держал в своих руках меч…»(«Знамя революции», 21 апреля 1918 г.).
В итоге обсуждения была утверждена смета на полное оборудование НХА в размере 682830 руб., в том числе первоначальная смета из местных средств на 1918 — 1919 гг.— 92,7 тыс. руб.
Вспоминая много лет спустя эти события, один из создателей Академии художник Н. Г. Котов подчеркивал, что наиболее сложным оказался финансовый вопрос. Заведующий отделом финансов губернского Совдепа А. Ф. Иванов считал нужным несколько охладить
пыл организаторов Академии, умерить их грандиозные планы. Однако, продолжает Н. Г. Котов, «наш энтузиазм был настолько велик, что в конце концов и он «благословил» это наше дерзкое начинание». (Партийный архив Томского обкома КПСС (ПАТО), ф. 4204, оп. 4, д. 75, л 1.).
Картинная галерея
Одновременно с созданием Академии Совдеп решил в честь Октябрьской революции создать Народную Картинную Галерею с художественной библиотекой. Для нее первоначально выделялось 17 тыс. рублей. Академии и Галерее передавались конфискованные Совдепом дома купцов Смирнова и Деева. Несколько позже было опубликовано постановление Томскогогубисполкома относительно картинной галереи, в котором говорилось о реквизиции для всеобщего обозрения художественных ценностей у частных лиц (по соглашению) и у общественных организаций, ибо «высокие художественные ценности, выдающиеся работы сибирских и иных мастеров должны принадлежать народу» («Знамя революции», 28 апреля 1918 г.).
В. Бахметьев в своих воспоминаниях пишет, что у богатеев было конфисковано много оригинальных картин, в том числе работы Г. Гуркина «Ледоход на Катуни», «Хан Алтай», «Корона Катуни» и другие. (ПАТО, ф. 4204, оп. 3, д. 12, л. 3).Из доклада Зеленезского известно, что часть картин была куплена или получена в дар от художников К. П. Ткаченко, М. М. Полякова, И Я. Хазова. Владелец магазина икон Пакрушев пожертвовал свои коллекции редких икон художественной работы и монет. Одновременно начался сбор книг для библиотеки, открытие которой было намечено на 1 июня 1918 г.
Открытие и набор учащихся
Весть об открытии Академии быстро разнеслась по Сибири, местные газеты опубликовали информацию о ней, объявили о наборе учащихся. (См. например. «Красноярский рабочий»,
1 мая 1918 г.). В праздничный день 1 мая состоялось торжественное открытие первого сибирского центра высшего художественного образования. В честь открытия Академии специальная комиссия рассмотрела и утвердила проект памятника «Рабоче-крестьянская Октябрьская революция», подготовленный скульптором П. П. Шерлаимовым. В тот же день состоялось утверждение преподавателей. Во главе совета Академии, естественно, встал Зеленевский. Народная Художественная Академия была готова начать работу.
Большой наплыв желающих заставил устроить испытания, которые длились три дня. В итоге было отобрано 48 учащихся: 37 на живописное и 9 на скульптурное отделение. ( ГАТО, Ф. 1362, оп. 1, д. 49, л. 65.)
После этого, как пишет Зеленевский, «работа закипела с большим рвением и успехом».
Помимо учебной работы, на плечи небольшого коллектива Академии легли заботы по приобретению картин для галереи, по оборудованию мастерских, закупке материалов для художественного магазина.
В Москву с этой целью был командирован художник Н. Котов. По его словам, работа в этом направлении шла весьма успешно. Известно также, что Котов 20 мая 1918 г. докладывал о создании НХА на заседании отдела пластических искусств Комиссии по охране памятников
искусства и старины Московского Совдепа. (Из истории строительства советской культу
ры. 1917-1918 гг., стр. 204-205).
Однако Котову не удалось завершить свою работу: контрреволюционный переворот отделил Сибирь от Советской России. Котову после этого пришлось нелегально перейти линию фронта, разумеется, без приобретенных картин и материалов, а затем принять участие в художественной работе другого рода: вместе с художником С. Машкевичем и скульптором В. Ляминым он занимался изготовлением штампов и печатей для большевистского подполья. (ПАТО, ф. 4204, оп. 4. д. 75. л. 1-2.)
Месяц работы и закрытие Народной художественной Академии в Томске
О том, как и чем жила Народная Художественная Академия в первый месяц своего существования, мы узнаем из газет, а также из упоминавшегося уже доклада Зеленевского, написанного в середине июня 1918 г.
В это время власть в Томске принадлежала уже белогвардейцам. Чувствуя, как с победой контрреволюции над Академией стали сгущаться тучи, Зеленевский, возможно, рассчитывал с помощью яркого доклада спасти свое детище, убедить деятелей мелкобуржуазных партий в полезности Академии. Но эти надежды на «демократию» оказались тщетными. Документ, полный революционного пафоса, живо и непосредственно описывавший первые шаги Академии, оказался в архиве и теперь фигурировал лишь в качестве обвинительного материала против тех, кто был организатором этой «советской затеи», как называли Академию белогвардейцы.
Отчет Зеленевского построен в форме персональных характеристик, рисующих облик энтузиастов, готовых отдать все силы и время благородному делу. Вот, к примеру, Д. И. Ильин — секретарь НХА и одновременно секретарь художественного подотдела ГубОНО. «Трудолюбивым муравьем» называет его автор доклада. «Я не знал, когда этот человек отдыхал,— пишет К. Зеленевский,— когда он подкреплял свой организм насущным куском хлеба. Он… неутомимо был поглощен этой для него приятной и нужной, как художнику, работой. Однако силы его падали, и я не раз замечал резкие впадины на щеках от переутомления…».С большой симпатией характеризуется художник В. Е. Каменев — «трудолюбивый и энергичный сотрудник», который являлся хранителем галереи и библиотеки.Созданию их Каменев отдал всю свою огромную энергию: лично писал воззвания к художникам и населению о помощи Народной Академии, собирал книги и картины. «Это — «человек-динамо»,— писал о нем Зеленевский.— Прилетит, бывало, он, задыхавшийся, передаст спешно о деле и уже спешит к исполнению». Руководитель отдела скульптуры П. Г. Шерлаимов показан Зеленевским как «гсряний защитник истинно свободного искусства», как «реформатор». Любовью к искусству он сумел быстро заразить и своих учеников.Как большие энтузиасты нового дела характеризуются и другие члены этого маленького, но дружного коллектива (Н. П. Ткаченко, С. П. Гомелля, Г. И. Поляков, А. А. Ногин, Я.И Спачил).
Энтузиазм руководителей Академии сразу же передался учащимся, которые, как пишет К. Зеленевский, стали «одной сплоченной скалой». Показателем общественной зрелости коллектива Академии было решение Совета о создании бесплатных вечерних курсов живописи, рисования и лепки в четырех пунктах города. Преподавание на курсах предполагалось обеспечить силами учащихся.
Создание Народной Художественной Академии и картинной галереи мыслилось как первый шаг в грандиозной работе по демократизации искусства, по распространению художественных знаний и навыков в широких массах народа.
У инициаторов Академии были в этом отношении большие планы. О них Зеленевский писал так:«Пойдем по высшим, средним и низшим учебным заведениям; пойдем по городам, селам и деревням; пойдем по храмам, дворцам, домам и избушкам бедняка — украшать фресками, плафонами и иной декоративной живописью, развивая эстетическую потребность человека. Внесем новый узор на резьбе избушки, подоконника или на расписных деревенских воротах. И храм, и дворец, и изба будут школой для нас и одновременно… создастся новый свободный стиль».
Однако наступившая с временной победой контрреволюции полоса политической и идеологической реакции сломала все далеко идущие планы прогрессивных художников.
Решение о закритии
Белогвардейские «культуртрегеры», входя в вопиющее противоречие с декларациями о спасении культуры от «большевистских вандалов», ознаменовали свое непродолжительное правление разгромом многих культурных очагов, травлей прогрессивной интеллигенции, походом мракобесия против любых демократических начинаний. Особую ненависть вызвали те учреждения, которые были созданы в период Советской власти. Судьба многих из них оказалась трагической. Характернейшим примером может служить история Народной Художественной Академии в Томске. Она была закрыта. И закрыта,— это следует подчеркнуть,— не в период установления зверской диктатуры Колчака, о которой В. И. Ленин писал, что она была хуже царской. Нет, Академия была закрыта тотчас же после контрреволюционного переворота, когда у власти оказались серы и меньшевики, считавшие себя «демократами».
Деятели так называемого Томского губернского комиссариата проявили «оперативность» в решении судьбы Академии. Свои антинародные действия они маскировали словами о принципиальном желании открыть в будущем высшее художественное учреждение в Сибири, не предрешая, однако, вопрос о типе этого заведения. Разумеется, это были ни к чему не обязывающие фразы. Суть же дела заключалась в коротких строчках: «… Считать Академию закрытой со дня переворота, т. е. с 1-го сего июня…»( ГАТО ф. 1362, оп. 1, д 49, л. 65е.)
Принимая это решение, губернский комиссариат мотивировал его отсутствием средств и ссылался на протокол специального совещания, созванного для определения судьбы Академии. На самом деле денежный вопрос не был и не мог быть действительной причиной закрытия Академии.
Известно, какие огромные суммы белогвардейцы тратили не только на вооруженную борьбу с Советской властью, но и на «культурные» мероприятия: издание газет, пропагандистских брошюр и т. д.
В закрытии Академии немаловажную роль сыграли интересы частных собственников. Характерная деталь, комиссия еще решала вопрос об Академии, а она уже по распоряжению губернского комиссариата была выселена из дома «законного владельца», купца Деева («Рабочее знамя» — орган совета профсоюзов Томска. 20 июля 1918 г.).
Главной, разумеется, причиной закрытия Академии было то, что в ней белогвардейцы увидели один из идейных центров строительства социалистической культуры, «гнездо большевизма».
В этом убеждает протокол того самого совещания, на которое сослался губернский комиссариат, закрывая Академию ( ГАТО, ф. 1362, оп. 1, д 49, лл. 65а — 65е.).
На совещании открыто столкнулись позиции прогрессивной интеллигенции и деятелей земской управы, проводивших курс контрреволюции. Томские земцы выглядели на этом совещании марионетками. Даже с формальной стороны закрытие Академии из-за отсутствия средств оказалось несостоятельным: Академию попросту обобрали, отняв у нее 16 тыс. рублей наличных средств прежде, чем определилась ее судьба. Не трудно было видеть по ходу прений, что вопрос о существовании Академии был предрешен, а игра в «демократию» оказалась жалкой попыткой прикрыть антидемократический акт власти.
Коллектив Академии «под занавес» дал бой гонителям передовой культуры. Зеленевский, выступая дважды, решительно протестовал против начавшегося преследования. «Какое бы решение совещание не вынесло,— заявил он,— мы существовать будем». Он объявил о решении Совета НХА не покидать помещения, покуда не будет предоставлено другое. Требуя вернуть изъятые у Академии земской управой 16 тыс. руб., Зеленевский говорил, что на них можно пока держаться, ибо «мы согласны» еще себя урезать и даже можем поголодать». В своих выступлениях он подчеркивал главный момент — необходимость, если не материальной, то хотя бы принципиальной, поддержки Академии.
С большой силой прозвучало и заявление учащегося Зырянова: «Наше отношение к Академии таково: мы даже не могли мечтать о ней, и теперь, когда она существует, я, от имени учеников и как крестьянин из дальней деревни, приехавший учиться искусству, прошу об одном, чтобы Академия существовала».
Это, по сути дела, открытое одобрение деятельности Советской власти в области искусства было поддержано в смелой речи преподавателя С. Гомелля, выступившего от имени Совета Академии. Гомелля прямо заявил, что давняя мечта о создании художественного учебного заведения сделалась достижимой лишь с установлением Советской власти. «Нужно отдать
должное большевикам,— продолжал С. Гомелля,— у них красной нитью проходит любовь к искусству. С открытием Академии началась горячая дружная работа, как в среде преподавателей, так и учащихся… С падением же большевиков существование Академии стало совершенно нетерпимым».
Гомелля поддержали прогрессивные профессора Томского университета А. А. Гвоздев, Н. А. Александров, а также известный деятель здравоохранения В. С. Пирусский.
Однако представители земской управы поступили трусливо и двулично. Они разыграли комедию голосования, дав всему Совету Академии лишь один голос. Подобная «демократия», разумеется, не была приемлемой, и совет НХА вообще отказался участвовать в голосовании.
В итоге, по предложению управы, была принята резолюция, в которой говорилось о желательности иметь Академию, и излагалась просьба к губернскому комиссариату изыскать для этого средства. Но,— говорилось далее в резолюции,— если же средств нет, то Академию следует закрыть.
Так Народная Художественная Академия в Томске прекратила свое существование. Судьба разбросала ее творцов и участников. Тем не менее, этот частный эпизод в художественной летописи Октября не должен остаться неизвестным, ибо он свидетельствует о том, как наша партия и Советское государство заботились о благе и процветании искусства, тесно связанного с жизнью трудового народа.